Теперь уже было явно видно, что парень «оглядывается» на местности. Смотрит, нет ли кого подозрительного. Нет, тут точно не капуста!

Максим спрятался за кучей земли у чужого двора, переждал, пока парень пройдёт мимо. Тот проверил улицу, выглянул за поворот, затем вернулся назад.

Прошло ещё около часа, время близилось к вечеру, когда калитка снова скрипнула и наружу вышла старушка с теми же сумками.

Максим подождал пока она дойдёт до поворота и не зря. Следом за бабкой вышел и парнишка. Этот тоже нёс сумку, а в другой руке канистру литров на десять. Когда он прошел мимо, едкий запах бензина добрался до Максима. Он нахмурился и подождав немного, двинулся следом.

Бабка направилась к дамбе, отделяющей Старый от Волги. Полезла вверх по лестнице. Зачем? За дамбой не было ничего, только площадка с развалинами старой водонапорки.

У бабки какие-то свои, странные дела. Или они просто пошли рыбаков встречать? Но зачем тогда проверяться, оглядываться?

Он взобрался на дамбу и осторожно выглянул. Старушка резво семенила прямо к водонапорной башне. Вечернее небо окрасилось в алые цвета заката, тёмная фигурка наконец достигла развалин и остановилась.

Внук вскоре её догнал. Максим ждал, что они будут делать и вдруг ахнул: откуда-то из развалин выбрались ещё четыре фигурки.

Три — совсем небольшие. Дети! Павлуша, Марик и Дашенька, как твердила несчастная Кривоносова. Четвёртая — Любовь Мергарина. Дети вприпрыжку подбежали к старухе, забрали сумки. Подошёл старухин внук, передал канистру старшему мальчишке. Максим видел, как они пожали друг другу руки. Значит знакомы. Вот, стоят и разговаривают, как ни в чем не бывало.

Дети не заперты, не связаны, они находятся тут добровольно. Что же такое им сказала эта Мергарина, что они не сбежали от неё до сих пор? Старшему всё-таки не пять, а двенадцать, уже хорошо соображает.

И старуха. Она помогает, а ведь понимает, что дети похищены. Почему же она помогает Мергариной и таскает ей сумки с продуктами вместо того, чтобы позвонить в полицию?

— Ты смотри, чё творят! — удивленно прошептал Максим, глядя, как все дети по очереди повисли на шее у старухи.

Некоторое время они ещё прощались, потом скрылись в развалинах снова. Максим услышал металлический лязг, значит у них там запор. Плохо. Бабка пыхтя и спотыкаясь, между тем, направилась назад.

Проводив взглядом её и внука, Максим дождался, когда они скроются во мраке деревенских улиц, затем медленно, очень аккуратно, отошел подальше по дамбе, в тень кустов и только оттуда набрал номер дежурной части.

Спустя пол часа первые экипажи уже были на месте. Тихо, без суеты припарковались под дамбой. Место оцепили, рассредоточились метрах в пятнадцати от входа в водонапорку, за завалами каменных плит.

Хотели всё сделать тихо, чтобы не травмировать детей. Рано, или поздно Любовь Мергарина снова выйдет и тогда-то они её возьмут.

Не важно, сколько пришлось бы ждать, главное вытащить детей. Но вдруг случилось то, чего никто не ждал: видимо под дамбой был целый лабиринт с несколькими выходами и младшая девчонка вдруг выбралась на поверхность прямо в пяти метрах от них. Секунда ушла у неё на осознание, затем она завизжала во всю силу легких так, что дрогнули ветки на деревьях и рыбкой скользнула назад. Место, где она вышла не нашли даже через пол часа, там было всё изрыто, забросано мусором.

А из развалин башни раздался крик женщины:

— Уходите!

— Любовь Николаевна! — ответили ей через мегафон. — Прошу вас, выйдите к нам!

— Убирайтесь! Уходите! — крикнула она визгливо, но решительно. — Если приблизитесь — я убью детей!

И детские голоса тут же мрачно повторили:

— Уходите, а то она нас убьет! Задушит и на куски разрежет!

— И съест! — звонко крикнула девочка.

После этого в развалинах раздался металлический скрежет.

— Они там заперлись, — сказали рядом.

Кто-то выругался:

— Вот чёрт! Как их теперь оттуда выкуривать?

Вот тогда-то и вызвали спецназ из области. Потом приехал важный переговорщик в помощь местному детскому психологу, Анне Ветровой. Привезли вагончик, приехали скорые. С грохотом, разрезая воздух лопастями, над площадкой завис вертолёт. С него шустро, как в фильме, посыпались на площадку ребята из спецуры.

На грохот, который поднял вертолёт, конечно же сбежались жители всего Старого. Максим видел, как многие фоткали площадку, звонили кому-то.

Что поделаешь, век мгновенной передачи информации!

О шумихе доложили начальству и было решено ставить второй круг оцепления — от зевак. Ждали, что из соседнего города приедут журналисты, блогеры. К утру и из Нижнего доберутся, это уж точно.

Максим думал, что напрасно развели такую шумиху, напрасно пригнали столько техники. В конце-концов там одна женщина и трое детей, а не отряд террористов. И может быть лучше было бы не пугать их…

Приказ пропустить машину за ограждение пришёл когда она уже съехала с дамбы и приближалась к ним. Максим ещё подумал, что приехали блогеры и собирался развернуть их, как вдруг запищала рация:

— Машину с номером восемь-восемь-шесть пропустить!

Чтобы машина проехала, Максиму пришлось отступить к самому краю дороги. Места тут было очень мало, колючие кусты тыкали в спину ветками и его едва не задело зеркалом, когда машина проезжала мимо.

На заднем сидении была женщина. Она в его сторону и головы не повернула, сидела как кукла, качалась в такт движению. Глаза выпучены и неподвижно смотрят вперед.

Максим её сразу узнал, да и как было не узнать. Каждая собака в их крошечном Кайбушке теперь знает Наталью Кривоносову. Но что она тут делает? Кто решил, что ей сюда можно?!

Машина проехала, мигнула задними стопами, её пропустили за ленту, на первый кордон.

— Вот зачем её привезли сюда, а?! — к нему подошёл Ранис. — Они там все с ума сошли, что ли?!

— Угу! — кивнул Максим и посмотрел в сторону площадки. Оттуда так и тянуло холодом — Волга только сегодня вскрылась.

— Ты видел, какая она сидела, а? Как убитая, — сказал Ранис. — Жалко её. Я одного не понимаю, откуда берутся такие твари, как Любовь Мергарина, а?

— Чёрт их знает откуда. Может она больная, эта Мергарина? — сказал Максим.

— А если не больная? Если она здоровая?

— Тогда не знаю откуда, — пожал плечами Максим. — Ты к чему ведёшь?

— Может раньше люди были умнее нас. Когда верили в чертей и шайтанов всяких? Может это всё правда?

— Это же удобно, — сказал Максим. — Так можно что угодно объяснить, типа я не я, а был одержим бесами, понимаете, я не виноватый!

— Не, не! Раньше её бы сожгли за такое, а теперь поймают и посадят! Выйдет ещё не старая. А я считаю, что её надо пристрелить, как собаку бешеную! — мрачно сказал Ранис.

Максим промолчал. На самом деле, в глубине души он был согласен с другом, но говорить этого вслух не хотел. Пристрелить… вроде она и правда заслужила. Но ему ли это решать?

— У нас городок был тихий, два убийства в год, а что теперь? — сказал Ранис и отошёл.

И правда, у них городок всегда был тихий. В основном случались кражи, да пьяные драки. Иногда убивали, тоже в основном пьяные. Максиму, когда он только вышел на службу, начальник сказал: «Одна бытовуха у нас тут бывает, ну, ты знаешь. Только твоему отцу не повезло, конечно. Но его дело к службе не относится».

Максим, конечно, знал всё про дела Кайбушка, отец работал в полиции, тогда ещё милиции, двадцать лет, до самой смерти. Вместе с этим начальником, кстати, Николаем Семёновичем…

Размышляя обо всём этом, Максим отправился проверять ограждение. Оглядывая окрестности, он всё время думал о странном поведении детей — что с ними такое? Они выступают на стороне похитительницы, будто не хотят возвращаться домой. Стокгольмский синдром?